Трехместное отношение денег, знаний и ПТМ – важный момент неокономики как исследовательской программы. Доклад 3

Об экономике знаний не говорит только ленивый, это понятие уже стало общим местом для самых разных футуристических рассуждений сего дня. Так, например, острый умом да языком, экономист, политик и бунтарь М.Г.Делягин часто любит констатитровать, что сегодня технологии начинают цениться больше денег – только вот не удосуживается почему-то разъяснить механизм этой трансформации, оставаясь на преимущественно мирсистемных позициях. В исследовательской программе неокономики О.В.Григорьева, который на одном из своих недавних семинаров вышел на идею денег как «заменителя» знаний, уже существует понятийно-тезисный аппарат, достаточно проработанный для того, чтобы прояснить этот момент.

Неокономика говорит о том, что взаимодействие воспроизводственных контуров осуществляется посредством финансового «межклеточного вещества». Она же говорит о том, что промышленность может существовать в финансовом секторе экономики как ее часть, измеримая прибылью, равно как банки способны существовать в реальном секторе в качестве бесприбыльной ссудо-сберегательной кассы. В рамках неокономики же используется понятие предметно-технологического множества (ПТМ), корни которого я попытался прояснить в общих чертах здесь, одновременно наметив подход к пониманию процесса развития ПТМ в смысле используемой неокономикой же функции потребления Торнквиста – с одной стороны, и основных форматов новоеропейской науки, как основного института формирования знаний социумом капиталистического типа – с другой стороны. Иной момент, касающийся природы денег с точки зрения неокономики, был прояснен Григорьевым в «Шанинских» лекциях 5 и 6, а мной интерпретирован в семиотическом смысле, с учетом этих лекций, здесь.

Также стоит упомянуть и концепцию В.Истерли насчет роста знаний относительно разделения труда бедной и богатой экономик. Если в неокономике утверждается, что в маленькой стране система разделения труда (СРТ) не может дорасти до уровня большой, то авторы концепции знаний утверждают, что знания, похожие на СРТ – могут. А потому сторонники этой концепции звучат более оптимистично.

Также неокономика оставляет за рамками рассуждение о ПТМ в сослагательном наклонении, но не отрицает важности такого рассуждения, поскольку в принципе неясно, как более эффективная технология могла бы сказаться на жизни людей, получи она преимущество во времени и не будь она задавлена менее эффективной технологией, обеспечиваемой уже сложившейся и самоподдерживающейся, самозащищающейся, системой разделения труда. Здесь допустимо рассуждение в терминах технологических потенций, являющихся не только возможностями использования исходного ПТМ и, далее, создания нового ПТМ в рамках отношения «доход-потребление», примененного к производству, но и возможностями построения альтернатив мейнстриму научных школ и теорий.

В свете сказанного, если деньги есть знаковая система, функция которой заключается в специфическом семиозисе цен и стоимостей, идущем от функции распределения результатов комбинации ПТМ и, собственно, системы знаний любого уровня, производящей ПТМ, то сами знания есть условие наполнения «протосклада», благодаря которому это распределение оказывается возможным посредством монет. Если неокономический протосклад более конкретизировать по времени, и соотнести с рудольфинским типом научности (см. ссылку выше), то будем иметь кунст-коллекцию научной информации, пополняемую до определенных пределов, включая пределы новизны, осваиваемости, спроса и т.п. вещей, обозначенных здесь, к которым подошла наука рубежа XX и XXI вв. Как уже сказано, двумя изначальными основаниями научной конкуренции были новизна (исключительность) открытия и критериальность (стандартность) знания. И если первое связано с принципом «новое знание – новый (потенциальный) рынок», то второе есть непосредственное условие денежного измерения знаний, имеющее юридическое выражение в сертификатах и лицензиях. Именно последние есть гаранты конверсии знаний в деньги и средства канализации денежных вложений в экспертизу. Одновременно сертификаты и лицензии деятельности оказываются образуют точку пересечения правовой и денежной систем управления общественными процессами (о чем также ведет речь неокономика) и, в случае регулярного государства, санкция на их выдачу неизменно имеет характер научной экспертизы, основанной на стандартах и критериях. И, разумеется, санкция на конверсию знаний в деньги изначально имеет государственный характер, поскольку магнату-меценату в первом случае научной конкуренции куда важнее эксклюзивность действенного результата, нежели стандартизированность его получения - во втором (хотя, разумеется, как показывают неоднократные примеры, эксклюзивный результат может быть получен и в ходе стандартизированных научных рутин). Именно это обстоятельство, кстати, позволяет историку-конспирологу А.И.Фурсову утверждать о «двух типах науки»: «добросовестной профанной» и той, «за которую платятся хорошие деньги заказчикам сверхтехнологий»; однако, в сущности, это две стороны одной традиции: университетская «наука открытий», не будучи связанной со сверхзадачей, несет своим know how прибыль капиталисту, видящему в этом know how момент спроса. Это наука новаций, наука того, что «молодое, да раннее». Это то, что, в сочетании с финансами, в конечном итоге углубляет системы разделения труда и разрушает не углубленное. В свою очередь, академическая «наука стандартов и лиценций», не будучи связанной со своей изначальной, рудольфинской, сверхзадачей, нацелена на преимущественно государственное поддержание профессиональных сфер и общественных институтов, обеспечивающих право извлечения доходов из знаний и компетенций; в этом, последнем, случае, имеет место заработная плата за применение знаний, воплощающих труд их получения (прежде всего, освоения), включая применение средств обеспечения этого труда, полученных из ПТМ также на основе знаний, полученных трудом. Знания и компетенции, приобретаемые, в данном случае научности, путем их освоения (обучения), растут в цене на обучение им по мере роста спроса на их применение в обществе. Что радикально отличается от знаний, приобретаемых путем формирования (фундаментального либо комбинаторного – в смысле П.Друкера), поскольку таковые не могут быть получены в рамках рутины учебного процесса. При этом, если признавать, что системно-научная деятельность (и системно-научное формирование ПТМ) осуществляется коллегиально, то труд формирования или освоения знаний, аккумулированный в источниках научного документирования, в смысле неокономического разделения труда на естественное и технологическое, очевидно, может быть и тем, и другим, поскольку в науке оказываются важны как творческие предрасположенности и благоприятствования жизненного опыта, так и системная рутина научных коллективов.

Итак, имеем слудующие предметно-понятийные оппозиции по различным основаниям, в координатах которых оказывается возможным говрить об экономике знаний:

• по основанию приобретения знаний – формирование и освоение;
• по основанию научной (наукоемкой) конкуренции – результативность и критериальность;
• по основанию способа финансирования – инвестиционно-венчурное и распределительно-отраслевое;
• по основанию разделения научного труда – естественное и технологическое;
• по основанию формирования ПТМ – естественное и системно-научное.

Относительно этих координат как раз можно вести разговор о способах развития науки, подобных способам развития систем разделения труда, строя предположения о возможностях реализации этого потенциала в бедных и небольших странах (согласно отмеченной выше оптимистической гипотезе В.Истерли).

P.S. Дополнение от 19.07.2014 по результатам одного из семинаров - еще одно различие:

• по основанию трудоемкости технологий - высокой трудоемкости и низкой трудоемкости.

Основной тренд развития технологий последних нескольких сотен лет - снижение трудоемкости технологий; однако, по мере роста безработицы и возникновения ресурсного дефицита, актуализируется задача создания производственно-технологических цепей, в которых дефицитный ресурс был бы расширен трудом, а сама цепь содержала бы значительное число рабочих позиций. При этом повышение технологической трудоемкости совершенно не обязательно предполагает снижение производительности, поскольку труд, в конечном счете, разделяется; кроме того, более трудоемкие технологии могут быть новыми, то есть, идя взамен старым, быть более эффективными. Приведенный на семинаре пример технологии с трудоемкостью, сниженной в рамках всей экономической системы - трактор, пример технологии с повышенной трудоемкостью (опять же, в рамках всей системы) - азотные удобрения (для их производства нужно создавать высокий уровень разделения межотраслевого труда, занимая многих людей).