Поиск не исключенного третьего

Когда имеешь дело с фундаментальным противоречием или даже с парадоксом, то сторон этого противоречия (p&¬p) или парадокса (├p&├¬p) два – собственно, p и ¬p ((p=T V p=F) – собственно «закон исключенного третьего», парадокс же для меня не есть нечто статическое само по себе, ибо он есть следствие процесса системного самоприменения и самозамыкания (включая семантическое), то есть специфического процесса (само)становления; он же, в своей явленности и констатированности, есть основание нового движения). Выход из них можно искать исторически, ожидая диалектического «синтеза» конъюнктов в «снятом виде», либо активно ища вариант, когда ни один конъюнкт не удовлетворителен, то есть когда нельзя склониться ни в одну сторону либо нельзя признать бесконечные колебания из одной стороны в другую. Так, нельзя было признать ни «идиотичную деревню», ни «каменные джунгли города». Тогда речь людей зашла о треугольной сетке дорог и принципиально ином способе организации пространства относительно их каркаса, нежели самосозданные в ходе того же, исторического, процесса, «города» и «деревни». Это было сознательным конструированием, но согласно определенному пониманию того, что есть естественное.   

Другим основанием для «поиска третьего» общечеловеческого масштаба является соотношение «модель циклов» vs «модель роста», конкретно – исцеление воспроизводства мальтузианско-риккардианских циклов расширяющимся капиталистическим воспроизводством, дошедшим к началу XXI века до планетарных пределов и, похоже, снова идущее обратно к системным основаниям «мрачного» статуса экономической науки. А потому здесь нужно искать какое-то «дальше»… но, простите, какое такое «дальше» в неростовой модели? Значит, это «дальше», в лучшем случае, может быть обеспечено лишь каким-то «диалектическим снятием» в синтезе обеих известных моделей. Но какое? Диалектике самой по себе, в ее логике «докажем что из А выводимо В а из В – А», лично я не очень-то доверяю, поскольку с подозрением отношусь к гегелевскому «поеданию обобщенного супа». Хотя и не исключаю, что гегелевская «идеальная архитектура» (каковой, по меткому выражению одного архитектора, является могила) может быть применима в том смысле, когда она действительно является знанием, то есть позволяет что-то делать (но что, как не парадокс и противоречие есть таковое?). На сегодняшний день в качестве надежных объяснительных средств у меня есть три предметных конструкции:

  • неокономика О.В.Григорьева (в ее собственно экономическом корпусе);
  • многочисленные знания о социологии социальных сетей (включая знания об иерархических системах, бандах-кликах и коллоидных организмах, разновероятностных групповых атрибуциях и ролях акторов и т.п. вещах, наиболее изъезженнных и проработанных во 2H XX века в Северной Америке преимущественно на гестаповских дрожжах при поддержке местных инфоком-бизнеса и спецслужб, и едва ли не единственное сегодня направление, в рамках которого допустимо грамотно рассматривать сложностно-структурные аспекты «общества вообще»);
  • то, что я назвал бы корпусом знаний о «механике первоформ», отдельные направления которой разрабатывались несколькими авторами в XX веке, имеют корни в интересные аспекты седой старины, между которыми мне удалось найти некоторые содержательные соответствия.

Средства их описания основаны на концепции семантической сети, взятой в тартусско-московском смысле как различновероятностная взаимосвязь значений (алгоритмизируемой, кстати, в этом смысле) и выражаемой в различных представлениях ее подмножеств: нарративном (в неокономике речь идет именно об «американской школе исторического нарратива»), мета- и межнарративном (частным случаем которых выступают научные теории), дискурсивном, контекстуальном, контекстуально-секвенциальном, а также иных, кои наверняка можно изрядно породить, исходя из общего принципа.

В таком-то вот виде, с такими вот средствами, на сегодняшний день вижу возможным двигаться в плане решения насущных задач – как частных, так и более общих.

Добавить комментарий