Закат Европы: о некоторых противоречиях в рассуждениях о будущем

Пример комментария - здесь. Статистика по демографии - верная (в Испании - совсем плохо, лучше всего - в Австрии и Германии). Если, как там утверждается, Европу ждет эпоха "потерянного поколения", для которого характерны молодежная безработица и, как следствие, бедность, помноженная на социальную изолированность, откуда, в свою очередь, проистекает ответственный вывод об отказе от обзаведения семьей и кризис "ценностей успеха", то с чего вдруг ставить вопрос о том, "какие заповеди передадут представители "потерянного поколения" своим потомкам", коли этих потомков не ожидается из-за упомянутого отказа? В комментарии тема не раскрыта, поэтому здась позволю себе малость порассуждать.

Итак, имеется два варианта: первый - "потерянное поколение" демографически и культурно деградирует, и Европа закатится, уступив место пришлым народам, способным размножаться - "муслимам" всяческим, "индусам" и прочим "китайцам". Вариант второй - "потерянное поколение" все же адаптируется к ситуации и будет иметь детей, но на новых основаниях ценностей и образа жизни. Первый вариант рассматривать бессмысленно, об этом гораздо лучше меня написал Освальд Шпенглер, а следом - куча разных пессимистов, имя им легион. Второй вариант мне представляется более интересным, ибо, во-первых, молодое поколение внушает надежду злостью, энергичностью и реактивностью, во-вторых, здесь открываются новые возможности урбанистического дискурса, и в третьих, такая адаптация очень хорошо объясняется процессом "фашизации" Европы, о чем уже неоднократно упоминал один известный представитель НЕОКОНа.

Злость и энергичность молодежи означает, что должно пройти некоторое время с того момента, когда масса образованных и неприкаянных молодых людей в общеевропейском (и, с некоторыми, первыми или вторыми, поправками, общеамериканском) масштабе осознает себя гаврошами, на произвол судьбы брошенными, и своим кипящим разумом возмутится, осознав не свою пролетарскую данность (как раньше, когда пролетариат в эту данность был погружен, и должен был осознать добычу себе образования как необходимый предмет желания), но именно свое желание стать пролетариатом в марксовом смысле, то есть осознать производящую и созидательную деятельность на личностном, экзистенциальном уровне здесь-и-сейчас (а не на социальном - "производство вокруг меня"), как наиболее здоровую жизненную стратегию и желание, имея образованность как данность. В этом смысле сегодняшняя европейская молодежь является "пролетариатом наоборот", и выступает хорошим ответом на то соображение, что пролетарская революция невозможна, поскольку исчез пролетариат. Действительно, в классическом смысле она невозможна, но это может быть "революцией наоборот", когда берется более общий уровень антропологического рассмотрения.

Второй аспект выживаемости европейской цивилизации я связываю с урбанистикой. Имеется в виду кризис жизни в городах капиталистического уклада, которым, действительно, свойственно разобщение, атомизация людей, манипуляция их занятостью, обращение с ними как со средством (эксплуатация), квантирование их в квартирные квазидомохозяйства, предельно минимизирующие хозяйственную автономию на микроуровне, а также ростовщичество как городской феномен, основанный, с одной стороны, на росте городов в условиях капиталистических отношений, с другой стороны - на традициях отдельных этносов, исторически ведущих преимущественно городской образ жизни. В этой связи, чем бы ни определялись плачевные позиции современной молодежи, поиск ее представителями выхода из них будет связан с попыткой поиска возможностей жизни вне существующих городских урбосред и связанных с ними норм, традиций и ценностей пространства социальных (и даже человеко-природных) отношений. Как бы это ни звучало с точки зрения классической политэкономии, общество должно качнуться в сторону деревни, но это уже будет какая-то новая деревня, включающая в себя компоненты и стандарты, не известные широко в исторической ретроспективе. Сейчас начало этого процесса можно наблюдать в различного рода экологических движениях и экопоселениях, а также в растущих субкультурно-реконструкторских интересах, которые, вопреки некоторым мнениям, могут обясняться не только архаизацией сознания как формой культурной деградации, но также и поиском цивилизационных альтернатив, например, интересом к традициям кельтов как преимущественно деревенской цивилизации и достаточно высоко, для своего времени, развитыми искусством и технологиями.

Третий аспект адаптируемости европейской молодежи (и, далее, всего общества этого региона) связан с ростом национального самосознания как социально-иммунным отторжением мультикультурализма и всеобщей толерастии, реиндустриализацией в виде возвращения производств из стран Третьего Мира и становлением "государства-корпорации" как последователя довоенных традиций "государственного корпоративизма" - становлением,  вызванным на новом историчесом этапе глобальным характером данного процесса, завязанного на так называемый "глобальный управляющий класс" и реализуемого по принципу "а правительство на другой планете живет". Ценностный кризис либерального общества и нивелирование культурных ориентиров ведут к требованиям ужесточения регламентации общественной жизни, а распад вследствие загнивания монополий корпоративных экономических агентов, сформировавшихся после Второй Мировой Войны как замещение военных организаций, но с соответствующей им системой исполнительности, ведет к возврату к изначальным, военным, формам организации коллегиальной деятельности, с одновременной заменой более не работающих экономических смыслов на политические. Все это - не говоря про нелюбовь к упомянутым в предыдущем пункте "городским этносам" и "торговым народам", которая-таки тонет в общих рвотных массах, вызванных обильным приемом того же мультикультурализма. Нивелироваться это может созданием "националистического интернационала" (термин М.Делягина), но пока до осознания этой идеи дело дойдет, опять же, должно пройти время, в течение которого европейская молодежь наверняка успеет переболеть неофашизмом, подогреваемая "чуть более" зрелыми политиками, которым сегодня "деваться некуда", и их спонсорами, которым также деваться некуда, кроме как на "плавучие Альфавили".