Спекуляция о парадоксах

Парадокс, как возможность и как феномен, является наиболее сложной интеллектуальной проблемой (по крайней мере, человека) и, в конечном итоге, если быть до конца интеллектуально честным с самим собой, знаменует собой предел человеческого мышления. Потому-то философствуют многие, но философом оказывается не каждый, что для того, чтобы признать парадоксальность так называемых «последних оснований», нужно иметь особую отвагу, смелость. Недостаточно просто доказать существование парадокса, или парадоксальности чего-нибудь; знание и воспроизведение речевой конструкции, представляющей такое доказательство и выдаваемой как заклинание, еще не дает видения действительности в аспекте парадокса. В действительности человеческого бытия существует градация степеней убежденности, помимо элементарных «верю – не верю». Отвага признания парадоксальности действительности заключается в попытке видеть действительность таковой и в попытке руководствоваться этим способом видения в жизни, то есть жить со знанием о реальности парадоксального, с, так сказать, позитивным знанием о нем.

Парадоксалистами были софисты, подвергшиеся критике сократиками, парадоксалистом был Кант со своими паралогизмами, а также те, кто сформулировал радикальный ответ философствующей личности на принципиальную парадоксальность бытия – сводившие счеты с жизнью стоики и, судя по всему, наследовавший им экзистенциалист Камю со своим вопросом «стоит ли жить». Есть нечто принципиально трудное для умопостижения, правильная выводимость чего-то и отрицания этого чего-то, что требует одновременного признания, и единственным выходом оказывается признание фундаментальной дуальности бытия, что, однако, рушит представление об универсуме как единой не-дуальности, используемой в качестве основной логической категории. Как сказал Фуллер, “Universe Divisible by Two: Everything in Universe is divisible by two. There will always be two poles to any system. Unity is two” (R.B.Fuller, “Synergetics-1”: 537.08, "Twelve Universal Degrees of Freedom"). Но тогда меняется и самое логика, поскольку в любой модельной структуре <U,I> должна быть допущена и учтена эта полярность. Впрочем, не так уж это и ново: понятие «поливерсума» становится в ходу в современной физике, а базовые логические отношения составляет пара совместимости и следования.

Следует отличать основные вопросы философии от основных проблем философии. Если верить словам Декарта о том, что в вопросе уже содержится часть ответа, и надо лишь хорошо задать вопрос, чтобы получить его значительную часть, то основные вопросы философии, в зависимости от способа их задавания, уже предполагают и способ отвечания на них; философия, не предполагающая невысказанной онтологии, пусть даже сама эта онтология и является предметом вопрошания, а также – вопрошания или попытки ответа на вопрос о постижимости бытия, то есть возможности онтологии, не может считаться европейской в строгом смысле слова. Другое дело – проблемы философии. О них я говорил в других местах, в частности – о том, что они могут быть выявлены через временную ретроспекцию в качестве регулярно воспроизводящихся прецедентов истории мысли, поэтому здесь просто их обозначу. Это:

  • проблема постижимости движения («проблема движения-покоя») основная онтологическая проблема софистики, заостренная Зеноном, просуществовавшая в том ли ином виде вплоть до корпускулярно-волнового дуализма и структурализма; образующая эту проблему пара категорий образует собой полюса универсума механики как предметной основы классической физики; здесь здорово может помочь парадигма фуллеровой синергетики с ее представлениями об энергии и программой возвращения метафизики в позитивную науку;
  • проблема языка, касающаяся, прежде всего, приоритетных целей его использования, которую можно назвать проблемой философии и риторики, статуса их как профессий, рассматривающих язык либо как средство и способ отыскания и прояснения истины, либо как средство и способ управления и манипуляций его носителями; на начало XXI века эта тема наиболее актуальна, поскольку, по мнению некоторых, весьма прозорливых, авторов-мирсистемников, после индустрий производства вещей и научно-технического прогресса будут властвовать специфические индустрии пропаганды и производства сознания (что, на мой взгляд, должно обострить конфликтность данной проблемы по мере распространения этих индустрий и эскалации кризиса мироустройства);
  • проблема универсалий, обозначенная еще Платоном и Аристотелем, и наиболее мощно развитая и разработанная в системе схоластической средневековой учености, определившей высшие формы абстрактного умозрительного оперирования в известной исторической ретроспективе, открытой более-менее целостному постижению; проблема эта касается непосредственно основ научного мышления и научной методологии, реализуемой в рамках парадигмы научно-технического прогресса, и реконфигурация представлений об общем и единичном, частном и целом, конкретном и абстрактном здесь будут способствовать сдвигам общенаучных методологических стандартов.

Эти три проблемы можно было бы назвать полями апорийности, мотивирующими (рискну сказать, всякую) философскую интенцию. Разумеется, сказанное вовсе не отрицает определение философии как любви (и науки такой любви) к свободе-мудрости, и следующие возможности вопрошания гносеологии и онтологии о познаваемости мира и первичности. Отмеченные проблемные области характеризуются той особенностью, что рассмотрение каждой из них, так или иначе, приводит к необходимости рассмотрения остальных, а значит, они обладают системностью и целостностью. Далее – вопрос: обладают ли они такой же целостностью и системностью в денотативном смысле? Несмотря на кажущуюся очевидность положительного ответа на этот вопрос, представляется основательным все же остановиться на нем подробнее и прибегнуть к эмпирическому рассмотрению его существа.

Лично я считаю, что, собственно, в философии ключевым достижением является именно формулировка парадокса, будь он выражен формальным или содержательным образом. Парадокс задает проблемный момент, вокруг которого образуется поле смыслов, где формируются парадигмы и эпистемические установки. Доминирование парадокса как фундаментальной апории определяет направление познавательного интереса, загадку, вокруг которой обозначаются все другие загадки, разрешаемые в технологическом или рабочем порядке.

С парадоксом, особенно если он выражен не формально-логически, а содержательно, бывает довольно трудно согласиться – прежде всего, потому, что сам ум отказывается признавать необходимость противоречия, ведь противоречие, или абсурд, есть нечто недопустимое в рамках правилосообразного рассудка, а процедура адаптации в виде поиска альтернативной, и притом работоспособной, системы правил, довольно затратна и даже болезненна. Но, если признавать единство фундаментальной дуальности бытия, то экзистенциально проблема парадокса выглядит не так уж и страшно. Собственно, сами попытки его обойти уже содержат начало верификации и научного поиска в его первозданной форме.

В староглиняные времена, где-то в 1990-е, мной замечены и сформулированы три парадокса, которые я позволю себе здесь привести.

Парадокс закона обратного отношения между объемом и содержанием понятий (близкий к теоретико-множественному парадоксу Рассела).

Если мощность множества предметов, составляющих объем некоторого понятия “Х”, является максимальной в теоретико-множественном смысле (то есть если это, в пределе, бесконечно-бессчетное множество), то содержание этого понятия является наименее информативным, то есть наиболее энтропийным. Это значит, что содержание такого понятия соответствует состоянию максимального понятийного хаоса (хаоса понимания); максимально хаотичное содержание понятия есть абсолютно хаотичное содержание, которое тождественно содержанию понятия абсолютного хаоса. Однако понятие абсолютного хаоса является информативным, ибо исключает содержания многих других понятий. Получается парадокс, разрешаемый введением иерархии типов, то есть полаганием нетождественности отмеченных выше содержаний или нетождественности понятий максимального и абсолютного хаоса. Этот парадокс, как и многие другие парадоксы, латентно связан с проблемами делимости, движения, а также, разумеется, с проблемой универсалий, и с прочими вопросами, о которые много было сломано античных и более поздних копий; запах свежесломанной древесины сохранился вплоть до конца XX века. Поскольку закон обратного отношения, несомненно, имеет герменевтическую значимость, постольку такую же значимость имеет и связанный с ним парадокс, особенно в той части его формулировки, где речь идет о состоянии хаоса понимания.

Парадокс предметности, или «содержательный парадокс вакуума» (как разновидность семантического парадокса Ришара).

Предметность дается и рассматривается не иначе как в ее чтойности, наличии и структурности. Даже хаотические состояния типологизируются по основанию их возможных структур. Отрицание предметности есть полное ничто, вакуум, отсутствие, бесструктурность. Единственно, как можно типологизировать вакуум и что-то сказать о нем, так это только указать на способ его появления или указать на его границы. С другой стороны, вакуум есть нечто, о чем говорят, то есть что-то, а не ничто. Понятие вакуума является известным предметом философской рефлексии. Сюда можно отнести знаменитое «бытие есть, небытия нет», а также паскалевские медитации по поводу пустоты. Однако понятие вакуума редко формулируется в явном виде как парадокс, хотя парадоксальность этого понятия вроде бы налицо. Формулировка парадоксальности этого понятия (а значит, и важности его для философии) является дополнительным аргументом в пользу моего общего утверждения о том, что основным предметом философии, вопреки известному «скандалу предметности» в ней, является парадокс как таковой. Я утверждаю, что, как только некая предметная область перестает быть парадоксальной, она становится предметом отдельного научного знания. Спецификация философа – заостренность на парадоксах и фундаментальных проблемах, ими порождаемых. Что же касается предмета как такового, то философия, таким образом, скорее имеет дело с проблемой предметности как таковой, а значит, с проблемой наличия, ибо парадокс ставит под сомнение наличие любой предметности, в которой он обнаруживается. Сам этот парадокс в предметном плане представляет собой нечто подобное тому, что читают об отношении «объекта» и «не-объекта» в рамках appendix-курса по логике на Философском факультете МГУ.

Антропологический парадокс самости, или парадокс психофизиологической системности человека, или «парадокс семени».

Парадокс имеет место, если признавать две вещи: во-первых, то, что человек есть негэнтропийная самоорганизующаяся система, и во-вторых, то, что «семенная жидкость» мужских особей раздельнополых биологических видов, к коим человек относится, есть особого вида ткань, подобная прочим жидким тканям организма - прежде всего, крови. В таком случае, как целостная негэнтропийная система, человеческая особь откачивает во внешнюю среду энтропию в виде пота, мочи и экскрементов. Во внешнюю себе среду мужская особь откачивает и сперму, которая, однако, есть организация, но не энтропия. Пока это простое противоречие, но еще не парадокс, и решается оно признанием того, что, поскольку имеется особый вид ткани, постольку она предназначена для физиологически специализированной передачи посредством нее генетической информации женской особи (осуществляющей, со своей стороны, прием), составляющей, на момент ее передачи, с мужской особью целостность и системность более высокого уровня. Парадокс заключается в одновременной возможности как обособленного существования мужской и женской особей в качестве отдельных целостностей, так и в актуальной потребности образовывать надындивидную, надличностную, целостность, требующую альтруистического поведения, поскольку до и после передачи эта целостность доминирует в физиологическом и психосоциальном аспектах. В отличие от предыдущих двух примеров, этот парадокс эмпирический, и острота его обозначается не только в случаях «конфликта полов», но и в случаях «конфликта культур», более-менее индивидуалистично, или, наоборот, общинно, ориентированных. А способ разрешения данного парадокса определяет собой конфигурацию социальной структуры, существующий в ее рамках набор требований и запретов, и соответствующие этим требованиям и запретам ожидания в процессе межкультурной коммуникации. Здесь же кстати будет отметить, что человек суть самоприменимое, а потому потенциально уже парадоксальное, существо, и степень этой парадоксальности часто определяется характером акцентуации отмеченных уровней целостности.

Все эти парадоксы в их, весьма умозрительных, постановке и описаниях, разумеется, допустимо опровергать по самым разным основаниям и, собственно, такие опровержения как раз и будут представлять собой работу в рамках «позитивной эвристики». Здесь важно то, что игра ближайшего будущего станет вестись на уровне системных противоречий, и само по себе выявление наиболее фундаментальных из них, а также установление предметной взаимосвязи между ними, должно стать одной из главных задач для тех, кто работает над их прикладным разрешением.

Добавить комментарий