Верно ли утверждение, что все социальные технологии суть семантические? Разумеется, это в первую очередь касается технологии денег. Если этот тезис будет доказан, то будет иметь место весьма важный социальный закон. Эти технологии должны осуществляться на уровне означающих и их транссубстратных эквивалентов. Но если так, то и право должно быть рассмотрено как семантическая технология, ибо право – инструмент регулирования общества, альтернативный денежному. В этом смысле разобраться с правовой семантикой должно быть куда легче, чем с денежной, поскольку правовые знаки и созданные из них тексты суть специализированные подмножества натурального языка. Именно по контрасту с этой системой возможно рассматривать семиотику денег. Это семиотика одного знака, имеющего первичную семантическую привязку лишь к определенности управляемой им территории и ее ресурсам, а потому ее означающим является любой ресурс или средство, способный выступать в качесте товара или услуги, за которыми неизменно стоит (и стОит) человеческий труд, а значит – затраченное на добычу или производство ресурсов или средств время, а значит – система ритмов человеческой жизни, для осуществления которой существует определенный запас энергетических ресурсов организма, а также доступных и годных к употреблению им энергетических ресурсов окружающей среды. Иным уровнем этой семиотики являются межвалютные отношения, но и здесь имеет место семиотика одного знака, и вопрос таких отношений – это вопрос цены рабочего времени на разных территориях. Поскольку знак один, постольку приравниваемые к нему все качества всех ресурсов и действий, измеримых им, редуцируются до количественных выражений. Тогда разговор на языке, в котором средством общения выступает один-единственный знак для одной денежной ойкумены, есть общение на языке сравнения различных количеств, или на языке математических уравнений – алгебраических сущностей, абстрактно выражающих разницу ресурсных качеств и связанных с ними характеристик (спроса на них, трудозатрат, цены и т.д.). И в этом – один из основных корней математического стандарта научности эпохи НТП, поскольку именно в эту эпоху известное нам как «настоящая наука» в наибольшей степени зависит от экономических, или денежных, игр извлечения прибыли. Деньги – знаковая система, переводящая реальный мир, описываемый естественным языком, в мир формализованных и модельных описаний математики; они – одноэлементный языковой привратник языка математики, легитимирующий описание мира в категориях числовой алгебры в качестве высшей формы его постижения, но уже на многоэлементном языке изолированных моделей. А поскольку естественный язык также многоэлементен, у многих, поверхностно судящих о науке либо желающих найти оправдание своему эпистемологическому выбору, возникает иллюзия возможности для математического языка быть естественным, но лучшим, чем естественный, в силу его точности и строгости, а также идеальности моделей, хотя упускается из виду, что такое описание мира – чисто инструментальное, поскольку модели универсальны (т.е. построены на универсальных модельных структурах), алгебраичны (то есть соотносят мир с абстрактными символами, но не с формами, соответствующими формам мира) и разрознены (то есть не взаимопогружаемы: взаимопогружаемость логических систем – редкая практика для современной науки в целом, не говоря про математические представления способом таких погружений экономических и социальных реалий). Попытка выдавать такой язык за естественный не приведет ни к чему, кроме как к шизофреническому представлению окружающей действительности, насчет чего по-своему весьма обстоятельно прошлись Делез и Гваттари.
Здесь стоит вспомнить определение MIT математики как науки о моделях и структурах. Собственно, модельное мышление также возникло с возникновением капитализма и науки эпохи НТП (насчет возможности перехода от моделей к рекурсиям речь будет идти в следующем материале, а собственно модельному мышлению отчасти посвящен мой материал «Вопрос о подходах к науке в неокономике в аспекте понятия модели», продолжением которого является этот текст). Денежная система возникла задолго до этого, но там, где были деньги, всегда был спрос на арифметико-алгебраическую математику. Деньги есть социальный коннектор такого математического мышления к реальности, равно как управленческий стимул для развития такого мышления. А поскольку это так, постольку уместно вернуться к вопросу о модели и модельной структуре.
В упомянутой статье модельная структура классической логики была пересмотрена для случая неокономики применительно к задачам прояснения взаимодействия развитых и развивающихся стран: вместо M=<U,I> было предложено рассматривать отношение структур M1=<U1,I1> и M2=<U2,I2> и, далее, структуры, названные мною «семантическими монстрами» вида M1+2=<U1,U2,I1,I2> или M1+2=<U1,U2,I1>. В общем случае могущие быть выраженными как <ГiU,ГjI>, где Г≠Ø & Г≥1. То есть классическая модельная структура способна включаться в ту, что может быть названа поливерсальной, или диалоговой. Основанием содержательной интерпретации ГU в этой статье очевидно было множество экономических систем (воспроизводственных контуров, замкнутых рынков, систем разделения труда), тогда как запись ГI была истолкована как абстрактное допущение того, что при наборе взаимодействующих экономических систем возможна различная интерпретация характера этого самого взаимодействия действующими в пределах этого взаимодействия игроками. Однако такая интерпретация не раскрывает экономическое содержание ГI, а потому актуален вопрос: что есть функция интерпретации экономических универсумов для субъектов действия в них в смысле неокономики? Есть ли ГI нечто большее, чем просто математическая абстракция? Если говорить о применимости всего сказанного выше о диалоговой модели к решению методологических задач экономического предмета, то пока что нет. В этом смысле, если исходить из признания неокономикой того, что любая экономическая система есть система разделения труда (СРТ), цена которого представляет денежное выражение затрат деятельности на единицу времени, а деньги являются средством соотнесения товаров и услуг по основанию выраженного в них труда и основным инструментом финансового сектора, соотносящим цены товаров и услуг как цены труда, то содержанием ГI будет торгово-финансовая функция, пробегающая по объектам множества экономических универсумов – функция денежного обращения.
Также нужно выяснить, как понятие модели, основными критериями работоспособности которой являются принципы непротиворечивости и полноты, согласуется с принципом диалектического метода, положенного Григорьевым в основу неокономики, исходящего из признания противоречия ключевым условием движения изучаемых процессов, которые рассматриваются в динамике. Прежде всего, здесь нужно исходить из того, что признание противоречия в качестве исходного условия системного процесса не означает ни требования противоречия в рассуждениях, ни признания работоспособности противоречивой модели. То есть логическое представление исследовательской программы неокономики с точки зрения модели не противоречит диалектическому методу, принятому Григорьевым за основу рассмотрения. Более того, она ему соответствует, поскольку позволяет рассматривать набор комбинаций {Гi=n, Гj=m} как набор фаз экономического взаимодействия, а общий случай <ГiU,ГjI> – как последовательность таких фаз. К тому же собственно диалектический метод относится к логической методологии как разделу науки логики, тогда как модели и модельные структуры – к области логической семиотики.
Конкретизируя, можно предполагать, что выражение <ГiU,ГjI> при Гi≥2 и Гj≥2 будет означать набор валют, действующих в заданном наборе систем разделения труда; для Гi=2 и Гj=1 это будет, например, означать взамодействие двух экономик, одна из которых представляет собой набор взаимодействующих СРТ, располагающих сформировавшейся денежной системой, тогда как другая – воспроизводственный контур или замкнутый рынок, существующий в пределах одной страны; для Гi=2 и Гj=2 это будет, к примеру, означать ситуацию взаимодействия одной богатой страны и одной бедной с разной ценой человекочаса в каждой из них; ситуации {Гi=2, Гj=3} или {Гi=2, Гj=4} могут означать взаимодействие двух СРТ с одной или двумя валютами (одна из которых может быть резервной), СРТ эмитента которых не участвует в рассматриваемом взаимодействии, хотя сами валюты находятся в обращении. Ситуация {Гi=1, Гj=1}, в свою очередь, будет означать как раз распределительную концепцию денег, принятую основной в неокономике – начальную фазу управления экономическим процессом в ойкумене, где государевы трудники берут товары (и, возможно, услуги) на складе. Для экономической же ортодоксии, как было сказано в ином документе, такая структура будет представлять универсальную национальную экономику с единой денежной системой; исходными же проблемными случаями для неокономики оказываются отмеченные {Гi=2, Гj=1} и {Гi=2, Гj=2}. В целом, такие ситуации позволяют более четко формулировать многообразные случаи экономического взаимодействия, содержательно ограничивая применимость комбинаций <ГiU,ГjI> и делая, тем самым, поливерсальную, или диалоговую, модельную структуру информативной.
Итак, если функция денежной интерпретации СРТ в неокономическом понимании есть торговая, или финансовая, функция, то может быть определена и герметическая роль торговли (не случайно Гермес – одновременно бог торговли и понимания). Финансовая интерпретация стоимостей, труда и его продуктов не является, согласно неокономике, условием экономического баланса; кроме того, сама такая интерпретация вносит дисбаланс (и противоречия), выступая фактором экономического развития.
Торговля есть интерпретация цены труда в конкретной валюте, а значит, она есть его интерпретация в различных видах относительно друг друга и в различных значимостях по затратам действия-во-времени. Собственно, значимость целевых трудозатрат для организации разделения труда в ойкумене и есть ничто иное, как спрос.
Далее – вопрос уточнения модельной структуры неокономики, который всегда неизбежно есть вопрос о содержательной логикие предмета. Если U интерпретируется как СРТ, контур или рынок, как национальная экономика или как экономическая ойкумена вообще, I – как функция денежно-ценовой интерпретации (оценки) благ, ресурсов, товаров и услуг, присутствующих в данной ойкумене или наборе ойкумен, выражаемой в конкретной валюте, действующей на каком-то их подмножестве и привязанной к некоторой одной ойкумене-эмитенту, то эта привязанность должна быть также выражена в модельной структуре. Кроме того, эту функцию, конечно, еще следует прояснить в аспекте неокономического различия денежного обращения в потребительском и финансовом секторах.
Что касается последнего, то данное различие не относится напрямую к тому, о чем здесь идет речь: различие касается способов использования денег, их вложения и отдачи от них соответственно представлениям о них представителей финансового и реального секторов, но не собственно способности денег, как управляющего компонента некоторой системы разделения труда, выражать оценку производимым благам на основе зависящей от конкретики устройства этой системы цены труда: и финансовый, и реальный сектора, находясь в одной и той же среде обращения одной валюты имеют дело с одной и той же системой цен, хотя финсектор, в отличие от реального, способен мультиплицировать деньги. Различие денежного обращения в финансовом и реальном секторах скорее относится к набору условий интерпретации, составляющему саму модель, в рамках которого определяется взаимная непротиворечивость этих условий, нежели к ее структуре, то есть работа функции денежного обращения зависит от конкретных условий ограничения и допущения ее выполнимости.
А вот что касается первого, или структуры модели, то для нее оказывается важен сам факт наличия денежной системы, выполянющей экономическую функцию среди функций прочих видов деятельности, а также привязка валют к эмитентам, то есть принадлежность множества валют, как функторов денежного обращения, ко множеству ойкумен, в которых действуют СРТ, реализованные на некоторых территориях. При этом структурная суть как СРТ, так и торгово-финансовой функции, состоит в том, что они конституируются внеэкономическом актом управления: разделением видов деятельности – с одной стороны, и созданием денежной системы – с другой; тогда как финансовый и реальный сектора экономики уже являются экономическими категориями.
Для выражения в модельной структуре привязки валюты к ойкумене, а также с учетом отмеченной возможности наличия в этой структуре валют не представленных в ней же эмитентов, возникает задача рассмотреть неким образом ойкумену и действующую в ее рамках СРТ в аспекте относительности масштаба ее территории.
Добавить комментарий