Граф экономической системы

Если экономика, по Григрьеву, есть деньги по преимуществу, и в ней реализуется принцип Д-Т-Д`, и товарные рынки оказываются возможными лишь в системе товарно-денежных отношений, то имеется возможность обозначить важную тему, проясняющую некоторые особенности неокономической теории: в отношении выявляемой центрации на самих деньгах – с одной стороны, и в отношении проблем понимания так называемых «замкнутых рынков» – с другой. Что имеется в виду?

Прежде всего, обратить внимание стоит на то, что весьма очевидно отношения Д-Т-Д` (григорьевское) и Т-Д-Т (марксово) структрно могут быть рассмотрены как граф, однако в таком качестве почему-то до сих пор не рассматриваются. При этом деньги и торгово-финансовая деятельность объявляются в рамках неокономики приоритетными и смыслополагающими относительно собственно производственно-потребительской деятельности, или деятельности по изобретению и производству артефактов или организованных, или возделанных в той или иной степени, сил природы, ибо придают смысл производству удовлетворением стороннего спроса на его предмет, хотя сама торговая деятельность оказывается возможной, в рамках неокономики, на основе денег как специфического изобретения. И, кстати, разве, в этом же смысле, не для обеспечения наилучшими потребительскими благами потребителей существует финсектор в своем смысле, дабы те, в свою очередь, наилучшим образом проявляли себя как творцы, проектанты и созидатели – как в плане социальной, так и внечеловеческой, материальной инженерии? И много ли, к тому же, смысла в самоценности “make money”, реализуемой через прирост Д` и выдавливание конкурентов во все более депрессивные рынки ради собственной, и часто нелепой, системы разделения труда, в ущерб более эффективным человеческим возможностям? Это та же самая «игра в бисер», только если Г.Гессе вел речь применительно к бесконечно самоценным занятиям в системе научной бюрократии, теряющим смысл и познавательную ценность в самих себе, то самоценная игра в бисер с прибылью ведется по более высоким, но не более осмысленным, ставкам. С учетом того, о чем шла речь выше касательно «торговцев от науки» в разделе про язык денег и закона, все это – в обоснование тезиса о бессмысленности деятельности, углубляющей собственную специализацию ради самой себя, сколь бы велика и значима она ни была.

В рамках неокономики товарно-денежные отношения рассматриваются через известные в финансовой науке понятия товарной и производственной мультипликации, логистики, скорости возврата прибыли, срочности инвестиций, инфляционно-дефляционного насоса. При этом транспортно-логистическая инфраструктура рассматривается как основной производственный мультипликатор именно для торгово-финансовой деятельности. И при этом же лишь в рамках данной деятельности рассматриваются товарно-денежные отношения, где сама товарность рассматривается, опять же, в ее ценности относительно категории спроса. Такая центрация неокономики закономерна и понятна в свете прозрачно декларируемого Григорьевым отхода от чисто потребительско-зарплатной (в теоретическом смысле – вульгарно-марксистской и резко оценочной обывательской) интерпретации социальной роли денег – с одной стороны, и распространенных неоклассико-ортодоксальных установок и предпосылок – с другой.

Графовая интерпретация транспортно-логистических сущностей и явлений сегодня оставляется неокономикой на поруки собственно прикладного логистического знания, а вот подход к пониманию и Т-Д-Т, и Д-Т-Д` через граф как общесистемный примитив, отсутствует полностью, ибо не является предметом рассмотрения. Что дает, однако, такое рассмотрение?

Прежде всего то, что и органические, и неорганические, силы природы и ресурсы, и языковой, социально-инженерный, артефакт денег, при таком рассмотрении оказывается в познавательно равноценном условии исключения центрации. Потребительско-товарно-складская и транспортно-коммуникационно-денежная компоненты экономической системы оказываются не важнее одна другой, но взаимодополнительны, что предполагает более высокий уровень понимания хозяйственной реальности и одновременно, кстати, прояснение того, что в неокономике именуется рабочим термином «замкнутого рынка», означающего, по мнению Григорьева, экономические феномен непростой природы. Последний, однако, может быть, например, рассмотрен как внеторговая фаза жизни хозяйственной ойкумены, акцентированная на натуральном капитале. Одновременно самоценное стремление к прибыли за счет вытеснения других участников и целых систем разделения труда, равно как переспециализация, выглядит относительно графового представления товарно-денежных отношений как некоего рода девиация, редукция и болезнь, не имеющая ничего общего с продуктивностью, развитостью и долгосрочной жизнеспособностью управляемой товарно-денежной системы, то есть с возможностью рационального прироста общественного блага, ибо снижает и качество (а в перспективе, за счет экономических и реальных войн, и численность) системы разделения труда, а также редуцирует время досуга, необходимое для преодоления проблем переспециализации.

В теоретико-графовых терминах неокономическая интерпретация товарно-денежных отношений будет ничем иным, как переходом от центрации на товарно-потребительских вершинах к центрации на торгово-коммуникационных отношениях, которые, что логично, и есть суть как экономической динамики, так и экономичекого бытия вообще (хотя, однако, и «не совсем» экономического сущего – в силу того, что сказано в этой книге насчет бытия денег частью предметно-технологического множества). Потому здесь важно учитывать те возможности, что:

  1. тезаврация не панацея, а иногда и пагуба (собственно неокономический тезис);
  2. вершины и отношения как средства интерпретации товарно-денежных отношений могут быть инверсированы (так, торговая площадка может быть рассмотрена как коммуникативный концентратор отношений и как вершина, а сам коммуникационный канал – как внединамическое и товарное потребительское благо, способное выступать в качестве сохраняемого капитала).

Разумеется, все это не объясняет полностью феномен финансово ограниченной ойкумены, однако дает к тому важное умозрительное подспорье. Такое, графовое, понимание товарно-денежных отношений позволяет воспринимать экономическую реальность тканево, наглядно, а значит, и более вариативно относительно своих операционно-управленческих возможностей. Одновременно такое понимание дает основание для соотнесения с социально-сетевым графом (графом знаемости и солидаризации) и семантическим (культурологическим) графом, что в совокупности и в наложениях дает более целостную и машинно вычислимую структуру социальной реальности. Но главное, что это дает, так это, еще раз, равноправие ключевых ролей системных подгрупп социального организма. Графовая интерпретация экономической ойкумены также представляется способной помочь увидеть неростовые модели развития.

В прикладном же плане это значит, что и производственная, и торговая, виды деятельности есть нераздельные и взаимодополнительные компоненты макроэкономического разделения труда, и его реорганизация в случаях шоков для ойкумены должна носить комплексный внегосударственный управленческий характер  (но никак не шоковый), включающий обучение, самозанятость, институты социализации и другие вещи, разрабатываемые с учетом устоявшихся практик и приверженностей тех, кому приходится осваивать принципиально иной подход к вещам и даже к жизни. Принцип «выживает сильнейший» здесь является демонстрацией управленческой некомпетентности, поскольку предполагает переход от рационального устройства к произволу якобы возможной самоорганизации, часто без учета сроков этого процесса, жертв и возможностей контроля внешних факторов, на него воздействующих. Это было в России в 1990-х гг., когда жалкие неумехи корчили из себя экспертов, прикрываясь жалкой фразой великого человека о «невидимой руке рынка», отдавая на волю естественных процессов и случая огромное общество, управление в котором были поставлены реконструировать и наладить.   

Еще несколько слов об инверсии ребер и вершин: узлов – как отношений, и ребер – как связываемых узлами объектов. Граф как логическое картирование (с возможностью привязки к картированию географическому) может быть представлен временнОй структурой. Причем не только в виде ветвей развития событий временнОй логики “KT”, но и вполне себе в виде нецентрированного представления, когда связуемой сущностью считается направленное ребро, или дуга, представляющая процесс как сущность или систему (а так процесс стали всерьез мыслить где-то с начала 2H XX века), имеющую начало и конец во времени: проект, нарратив, сценарий, срок жизни человека или иного живого существа. Тогда момент соединения с иным процессом-как-сущностью будет означать отношение (уже заведомо возможное к интерпретации через гиперграф), представляющее – в случае, опять же, направленно-дугового статуса «инверсированного» ребра, момент «бифуркации» для его конца либо «антибифуркации» для его начала – соответственно, общесистемное условие прогнозной деятельности – в первом случае, и проектной – во втором. При этом возможность интерпретации инверсированной вершины как гиперграфа сохраняется как для однонаправленного, так и для ненаправленного (взаимонаправленного) инверсированного процесса как сущности.

Для каких вещей может понадобиться инверсированное понимание графа в темпоральной интерпретации? Прежде всего – для подхода к общесистемному пониманию мультипроектной деятельности, выстроенной по принципу разделения труда с определенным уровнем его углубления, и понимания условий востребованности (спроса) на результаты проектной деятельности со стороны других проектантов, не очень-то склонных вписываться в какие-либо структуры, особенно если они иерархические. Ведь команда проектировщиков, если ее рассматривать неокономически, в случае сложной деятельности завязана на СРТ, то есть им нужен кто-то, кто организует их именно как проектировщиков, будучи «над процессом и в стороне». Но вот только мы не ответили на вопрос: как может быть организовано творчество (создание рутины) в качестве коллективного действия? При том, что творцы, как правило, страсть как индивидуалистичны. А сотворчество реально есть. Здесь и возникает вопрос о том, нужен ли тут кто-то «сверху» и «вне», кто «создаст им рутину»? И не приведет ли это к скатыванию в АОД посредством создания управленческой иерархии? И почему они сами не могут (или же могут?) это сделать? Но все это уже вопросы для дальнейшего изучения.

В рамках неокономической теории речь о приросте общественного блага ведется, но не очень часто. Например, в случае, когда критикуется ИТ-сектор за то, что-де за 40 лет своего существования, начиная с эпохи «рейганомики», не дал прироста этого блага нигде, кроме как в банковско-финансовом секторе. При этом, однако, не говорится о формульном выражении этого блага. Между тем, если его мыслить экономически, сиречь товарно, когда всякое товарное неизменно предполагает денежное, то будем иметь расширение марксовой формулы Т-Д-Т до Т-Д-Т`, где Т` – мультиплицируемый либо запускаемый в серию товар; это требует прояснения и уточнения в смысле неокономического понимания промышленности: как находящейся в финсекторе, так и вне ее. А также – для неокономического понимания все той же непростой и неоднозначной (по словам самого Григорьева) темы замкнутых рынков. Денежное измерение товару придает именно серийность, а система разделения труда является, собственно, средством ее обеспечения: именно восприятие полезности серийно создаваемого эргона или артефакта задает его отличие от художественно-импровизационного, хотя сама импровизация по каждому изделию может составлять часть процедуры серийного производства. Разумеется, критикуемое Григорьевым чистое производство ради производства, или бесконечное увеличение Т`, так же нелепо, как чистое увеличение Д` – производство денег ради денег. Ну так давайте так и говорить – о нелепости игры как в денежный, так и в производственный, «бисер», а не вести тотальную критику центрации на производстве, как сфере преимущественного управления внечеловеческой средой обитания, будучи перецентрированными на деньгах как семантической технологии управления социальными процессами (ну или, если угодно, как средстве управления «пограничными» социально-технологическими отношениями). На метауровне преодоление дурных бесконечностей Т` и Д`, выступающих частью одна другой и подминающих под свои торгово-финансовые порядки мир системой «производство – воспроизводство – расширенное воспроизводство», возможно через уравновешивание категорий Т и Д на управленческом уровне. И это, общее, соображение, еще должно быть объяснено и проработано. Именно из понимания такого, уравновешенного, состояния Т` и Д`, мне представляется возможной наилучшая организация мультипроектной деятельности внутри социальных систем, и дизайн такой организации будет оптимально интегрированным.

Все это – для тематической затравки, в основание дальнейшего исследования отношений экономических и внеэкономических аспектов как социальной, так и внесоциальной, природной реальности.

Добавить комментарий