Спекулятивная гипотеза о деньгах в смысле времени и пространства

Если суть денег – в том, что они есть изначальные средства распределения ресурсов, котировки коих привязаны к разделяемому во времени труду, эксплуатируемому финсектором, то почему бы также не рассмотреть их в привязке к пространству – вернее, к средствам его ограничения, обособления и формирования локусов действия того или иного вида, но приведенным к некоторым стандартам. Особенно если мыслися пространственно-временнОе. Например, почему бы не взять за основу элементы самосвязанных конструкций? Их производственная сложность (не исключающая производственную простоту), воплощающая первоначальную, каузалистическую, идею материи, окажется вполне себе годной для создания «укрывной», или пространство образующей (в лейбницевом, неньютоновом, смысле) множественности.

Как бы то ни было, за этой онтологией  продукта и первоприродной возможности я предлагаю усмотреть такой же продуктив отношения «труд-пространство», как некогда экономическим гением был усмотрен стоимостной продуктив отношения «труд-время». Более того, если привлекать неокономическое представление о хозяйственных реалиях, которое суть коммуникативное, то именно из коммуникативного, диалогового, представления об экономическом смысле валютных котировок как разниц стоимостей единицы труда в различных странах следует время если не как «мера стоимости» или некий «эквивалент», то уж, во всяком случае, как поле (вот ведь – опять пространственная метафора сама собой вводится раньше времени!) определения денег.

Однако как здесь вести речь о деньгах и торговле? Ведь сам вопрос о такой альтернативе вызван проблемой невозможности роста системы, основанной на прибыли. Скорее, нужно говорить о внефинансовых деньгах, как средстве распределения ресурсов, но привязанного не к трудовому времени, а к пространству задействования ресурсов. То есть говорить о деньгах не в смысле наличия человека с его трудом и временем, а в смысле его отсутствия, где они, высвобожденные, обнаруживают не время, образованное событиями, но пространство, образованное вещами, произведенными трудом во времени. А поскольку производимое в рамках прибыльной модели, дойдя до своей высшей стадии, суть производимое большей частью на продажу и прибыль, на формирование потребы покупателя, нежели на его реальную потребу, должны быть средства ограждения человека от навязываемых ему товарных вещей и (товарных же, вернее – товаромерных) событий. Речь идет именно о средствах ограждения, поскольку, если речь вести о средствах избавления от вещей в общем, то, похоже, иной альтернативной им оказываются средства войны.

Проблема с этими определениями – в том, что деньги уже есть весьма определенная вещь, а то, что связано с заполнением пространства (даже с тем, что составляет первичные артефакты его урбанистического заполнения) есть уже производственная сфера, и также весьма определенная. Здесь я лишь веду речь о том, что пространство, в определенных условиях его дефицита, на фоне дефицита денег в обычном их смысле и профицита заполняющих пространство артефактов, становясь дефицитным ресурсом свободы действия, может стать стоимостным выражением самой возможности действия. Но для того, чтобы такое пространство стало деньгами, оно должно стать пространством административно-прескрипционного зонирования – то есть преломлением известной тоталитарно-индустриальной практики режимности территорий, но с тем лишь отличием от «фабрично-заводских» и «казарменно-войсковых», что в этих пространствах будет в меньшей степени регламентирована структура деятельности, и сами они наверняка будут занимать площади, соизмеримые населенным пунктам разных масштабов. Деятельность в них будет структурироваться «полусамоорганизационным» образом в меру целевых финансовых вливаний именно в данный «социальный бульон», наложенных на «решетку режимностей», а также горизонтальной и вертикальной миграции между такими территориями в зависимости от эмитируемых и располагаемых денежных знаков, а также от выдавливания участников из одних зон в другие согласно правилам игры (подобно тому, как из «города» в «город» перетекают участники игры «Мафии на N городов»). Деньги, в таком случае, как регалии относительной власти, будут означать право находиться на тех или иных пространствах и территориях – вроде того, чем изначально была, собственно, «марка» (однако, сентимент Истории: рождение финансов из духа любви к театральному искусству!).

Но все это, еще раз подчеркну, есть гипотеза при условии дефицита свободного пространства, или «пространства действия». С точки зрения государственно-распределительной концепции денег она представляет собой некий оксюморон: собственно управление посредством денег является внешнеимперским признаком, свойством территориальных и колониальных империй; тогда как ограничения и контроль пространственного перемещения – признаком внутренних империй, формируемых на основе национальных государств. Между тем, женитьба «коня и трепетной лани» может показаться не такой уж и бессмысленной, особенно если ею займется Его Величество Исторический Процесс – если, конечно, этот процесс не пойдет в сторону докапиталистического квазифеодализма и если не пробьются ростки социально-хозяйственной кооперации. Эти, последние, как раз и способны придать объем отношению «труд-время» – «труд-пространство», поскольку их развертывание потребует селитебное освоение новых пространств, задействование новых технологий (их «историко-методологическими» основаниями я как раз занимаюсь), но главное – форм управленческого взаимодействия, когда высокая степень кооперативно мотивированного разделения труда заменит доминанту «когда» и «сколько» на доминанту «где» и «зачем». 

Добавить комментарий