Папочка!

Когда я был маленький, то слово «папа» воспринималось наряду со словом «мама», как нечто взаимодополнительное, неотъемлемое и важное в жизни каждого мальчика (или девочки), родное и дающее жизнь, причем самым органичным образом воспринималось то, что папа без мамы также невозможен, как и мама без папы. Позже слово «папа» стало ассоциироваться с более строгим и ответственным словом «отец». А вот дальше формирование человеческих понятий стало удивлять мой неокрепший ум, поскольку в системе моих представлений появился какой-то «римский папа» и какой-то «отец народов», причем, поскольку я не имел визуального образа ни того, ни другого, ни знаний о том, что это такое, воображение рисовало замысловатые ассоциации. Я полагал, что римский папа – это чей-то папа, который живет в Риме (папа какого-то мальчика или девочки), но при чем, недоумевал я, тут Рим, ведь те мальчик или девочка, кому этот папа приходится папой, тоже должны жить в Риме… или в другом городе?... или это подчеркивается, поскольку у человека есть еще какой-то папа? Я знал, что у многих детей есть «другой» папа, но еще не знал слова «отчим». Иное дело – «отец народов». Иносказание было не совсем понятно, познания мои в человеческой физиологии были весьма скудны, а потому представить, как один человек мужеского пола мог сотворить целые народы, было выше моего разумения.  И я представлял себе, что этот «отец» – какой-то сверхчеловек. Позже, когда я спрашивал взрослых, одни мне пытались объяснить, что это очень положительный, а другие – что это очень отрицательный человек, и я рассудил, что быть сверхчеловеком – значит иметь очень противоречивую натуру.

С папой было не менее интересно. Поскольку я считал, что папа – это нечто энергичное, сильное, достаточно молодое и родное, то у меня случился некоторый когнитивный диссонанс, когда я узнал, что римский папа – это на самом деле какой-то улыбчивый, но чужой, дедушка в блестящей одежде и многоэтажной короне, похожий на Деда Мороза (про Санта Клауса я тогда еще не знал). Еще я понял, что римский папа – это весьма уважаемый человек, и было еще недоумение по поводу того, это один человек или их много (общее имя или собственное), и что он главный в церкви, но не «у нас», а «у них». Я считал, что, поскольку он дедушка, то имеется в виду, что он важен и уважаем именно как папа чьего-то папы, а поскольку он пожилой, а пожилых и умудренных жизнью людей следует уважать, то это уважение принято в церкви «у них» (тем более, что дедушка на вид был «хороший»). Я знал, что церковь – это такое красивое место, куда люди ходят молиться Богу, но само понятие Бога для меня тогда еще было весьма непонятным.

Когда мне объясняли, что Рим находится в Италии, и в этой стране живет тот самый Папа, то я совершенно не понимал, какое отношение эта далекая земля и этот Папа имеет ко мне и жизни окружающих меня людей. И я точно знал, что это отношение маленькое, поскольку знал, что жил я в Советском Союзе, где были церкви и мечети, но где большинство людей были однажды освобождены от «темных сил» и больше не верили во «всякую чепуху», а те, кто в эти церкви и мечети ходил, есть весьма странные и не совсем адекватные люди. Разумеется, я сравнивал Папу Римского с советскими вождями и понимал, что они – нечто более мощное, чем он – меня впечатлили сведения о том, что Папа Римский был главнее Всех Королей, и данное обстоятельство приближало его по сверхчеловечности к Отцу Народов. Но, поскольку круче всех этих вождей был Ленин, сотворивший Октябрьскую Революцию, освободившую очень многих людей от темноты, невежества и рабства, то решил, что и Папа Римский – это тоже нечто из разряда странного и не совсем адекватного. Еще в детстве я узнал про ученого Джордано Бруно, которого сожгла на костре та самая церковь, главой которой был Папа Римский. Но, когда я об этом узнал, еще не видел «показа католических мод» от Феллини.

С тех пор много воды утекло. Рухнул СССР, а я узнал, что римских пап было много, все они были очень разными, порой развратными и беспринципными, людьми, порой весьма достойными, а носить блестящие одежды и многоэтажную корону наверняка не легче, чем Шапку Мономаха. Позже я получил высшее гуманитарное образование и весьма основательные представления о направлениях аврамической религии, богословских понятиях и религиозных компонентах советской идеологии. Но о том, что никакая «мама» в Римской Церкви не предполагается (антипапы не в счет) – догадывался давно.

Однако главным моим недоумением по этой теме, напрямую восходящим к непосредственным детским удивлениям, помимо всяких богословско-академических межконфессиональных тонкостей, остается сравнительно недавний догмат о непогрешимости Папы (неспособности заблуждаться), принятый по отношению к обычному смертному человеку. И дело даже не в том, что это прямое и очевидное отрицание основ христианства, лицом которого назначен «почтенный человек с ученой степенью». С этой бредовой ситуацией, являющейся таковой безотносительно к догмам какой бы то ни было конфессии, спокойно живет куча народу во многих странах, и бредовость ее усугубляется тем, что, имея такую нравственную червоточину, глава Римской Церкви берется, от имени христианства же, противостоять проблемам мира сего и влиять на другие христианские конфессии, в частности, Русскую Православную Церковь, хотя таких червоточин у РПЦ навалом, но сейчас речь не о ней.

Есть мнение насчет того, что против Католической Церкви учиняются разного рода инсинуации и наветы в силу того, что она является оплотом против неолиберальной ценностной бесовщины. По сути, оно так, и усилия, предпринятые Бенедиктом-Ратцингером, наверняка в этом направлении. Но ведь это усилие преимущественно понтифика (сиречь жреца), нежели человека, и эта жреческая и человеческая ипостаси его разведены и соединены вместе какой-то бюрократически-академической заумью, принятой на Первом Ватиканском Соборе в позапрошлом веке. У оппонентов же идея простая, как христианские истины: «ничего личного, только бизнес».

Что удивляться, коли защита консервативных ценностей христианства его церквями перед лицом князей глобального миропорядка дает сбой!? Кто вправе говорить о песчинке, и кто – о бревне в глазу оппонента? И не этим ли князьям стала папой католическая церковь, поставившая в свое время вопрос о вере и ценностном базисе в зависимость от современных ей науки и философии на Соборе, и не гнушавшейся иметь дело с торговцами при храме? И не была ли "непогрешимость" нелепой реакцией на долги Римской Церкви ростовщикам Ротшильдам? Что ж, если вы не сильны трансцендентализмом «христианской науки», то как будете сильны в противостоянии тому, что сами приняли? И сколь много собственной философии в сегодняшнем христианстве? Испанские католики, приплывшие в Америку в конце XV века, нашли там людей, частью своей живущих дикими по их меркам нравами, частью – в согласии с природой, но, не разобравшись, принялись зачесывать всех под одну гребенку, забыв или не уразумев, что христианская наука в своей основе – это наука понимать, во многом – понимать других людей. Многое ли понято христианами с тех пор, несмотря на все принесенные папами «извинения»?

Отречение Папы Римского от престола маркирует грандиозность происходящих в мире событий. Но куда более грандиозным событием было бы признание ошибочности «догмата о непогрешимости» со всей его смысловой казуистикой. После этого «отречение» потеряло бы смысл, поскольку подлинный лидер мнения не нуждается ни в назначениях, ни в отречениях. И ведь «кто без греха – пусть кинет камень», но камнями-то как раз и склонны кидаться «безгрешные» обиженные дети, которых должен разумно наставить внешний, а потом и внутренний, взрослый, не испортив при этом сухою догматикой, дабы притча о сеятеле воплотилась бы максимально плодородным образом. Для плодородия нужна живая вода, а таковой для человеческого сердца оказывается humor – много ли юмора в нынешнем христианстве для того, чтобы оно было живым?